Выжил в Дахау, семь лет был на подозрении у спецслужб и принял в семью фальшивого ”сына”. История генерала Тонконогова

Тонконогов Яков Иванович родился 15 мая 1897 года в Александровской слободе Воронежской губернии в бедной крестьянской семье. Его детство проходило в родном селе, где он окончил трехклассную местную школу и довольно быстро пошел работать батраком.

В 1916 году Яков был мобилизован в Российскую императорскую армию и уже в августе отправлен на Кавказский фронт, где в составе 15-го стрелкового полка воевал на стратегическом Эрзерумском направлении с турками. Впоследствии он заболел тифом и лечился в Тифлисе, а после выздоровления служил санитаром на военно-санитарном поезде. После Октябрьской революции большевиков в 1917 году дезертировал из армии и вернулся домой.

В августе 1918 года Тонконогов был мобилизован в добровольческую армию генерала Деникина, где в составе 3-го гренадерского полка участвовал в боях с частями Красной Армии. В сентябре этого же года перешел на сторону "красных" и влился в ряды Бобровского пехотного полка. В этом полку он находился до апреля 1919-го и участвовал в боях с деникинскими войсками на Юго-Западном и Южном фронтах, в том числе в городах Павловск, Миллерово, Новочеркасск и Ростов-на-Дону. 

В апреле был ранен и находился в госпитале, а со временем вернулся в свой полк и воевал против белогвардейских войск генерала Врангеля в районе Мелитополя и Мариуполя. В 1920 году вместе со своей частью сражался против отделов Нестора Махно в районе Гуляй-Поля.

В декабре 1920 года Яков Иванович был зачислен курсантом на командные пехотные курсы, после окончания которых был назначен в 45-ю стрелковую дивизию в Киев. В этой дивизии находился на различных должностях от командира отделения дивизионной школы до командира пулеметной роты.

В 1928 году закончил экстерном зенитные артиллерийские курсы в Севастополе. Впоследствии учился на курсах "Выстрел" (пулеметное отделение). С ноября 1931 года командовал отдельным пулеметным батальоном. В 1935 году находился на разведывательных курсах IV Управления РККА.

В 1937 году участвовал в национально-революционной войне в Испании, куда СССР отправлял многих командиров РККА. За боевые заслуги был награждения орденом "Красного Знамени" и медалью "За отвагу".

Вторая мировая война и концлагерь Дахау

По возвращении в СССР в 1939 году уже в звании полковника Тонконогов был назначен командиром 141-й стрелковой дивизии, которая формировалась в Славянске, а впоследствии дислоцировалась в Шепетовке. Вместе с дивизией участвовал в Польской кампании (сентябрь-октябрь 1939 года), а также в советско-румынской войне за Северную Буковину и Бессарабию (лето 1940 года).

С началом германо-советской войны 141-я дивизия под его командованием в составе 6-й армии Юго-Западного фронта участвовала в приграничных боях севернее Львова, на Тернопольщине в районе Збаража и Почаева, а затем в Киевской оборонительной операции.

Семья Якова Ивановича в начале войны проживала в Шепетовке: его жена Елена и трое детей – Виталий, Валентин и Неля. Старший Виталий, которому было всего 15 лет, ушел на фронт добровольцем. О его судьбе семья узнает только в 1945 году.

В начале августа 141-я дивизия попала в окружение в районе населенных пунктов Подвысокое и Первомайск. Несколько дней они держались, однако, не дождавшись поддержки, решили идти на прорыв. Во время прорыва много солдат и офицеров погибли, а сам Тонконогов был тяжело ранен и попал в плен.

К февралю 1943 года он находился в лагерях для военнопленных в Замостье и Хаммельбурге. В последнем концлагере он с несколькими другими генералами спланировал побег, однако попытка оказалась неудачной, их поймали и посадили в Нюрнбергскую тюрьму.

Из Нюрнберга Тонконогова перевели в концлагерь Флоссенбюрг, где он работал на каменоломнях, а затем изготавливал запчасти для самолетов "Мессершмидт". Пребывание в этом концлагере было очень тяжелым. Когда в июне 1944 года его вместе с другими генералами перевели в концлагерь Дахау, они были настолько истощенны голодом, что не могли держаться на ногах и ходили только с поддержкой кого-то другого.

О своем пребывании в Дахау генерал оставил воспоминания, которые приводим ниже с сохранением авторского стиля и небольшими комментариями.

Концлагерь Дахау (июнь 1944 – май 1945 года)

Концлагерь Флоссенбюрг с апреля месяца начали переоборудовать под авиазавод. В лагерь начали пригонять рабочих-специалистов из Франции. В связи с этим командование вынуждено было ослабить дисциплину, облегчить режим, улучшить питание, запретить издевательства и избиение, заменили зверобоев (КАПО – привилегированные заключенные в концлагерях Третьего рейха, работавшие на администрацию), которые классически издевались вначале. Улучшили бытовые условия. Таким образом, концлагерь перестал быть карательным лагерем смерти и похожим стал на обыкновенный рабочий лагерь закрытого типа. Следовательно, таких рабочих, как мы, офицеры, не специалисты и политически не благонадежный народ, гестапо знает; они очистили лагерь от большевицкой заразы основной массы военнопленных, согнав нас в концлагерь смерти в надежде использовать нас как рабочую силу насильственным порядком, причем в кругу уголовного элемента, на которых никакая агитация не подействует.

Теперь же, когда этот лагерь перестает быть лагерем смерти и на место уголовного элемента приходят рабочие в добровольно-принудительном порядке, да еще французы, гестапо все это учло с точностью, свойственной немцам, решило избавиться и от бандитов, и от нас, разогнав по разным лагерям. А тут, как назло, обстановка на фронтах складывалась с каждым днем не в их пользу. Фашистские крикуны катятся назад, они приближаются к границам собственного логова, атмосфера сгущается. У кое-кого из заправил дрожат поджилки, они незаметно для других строят для себя убежища с толщиной стенок и потолка до 5 метров бетона (в Дахау). В самих семьях началось попискивание откормленных маток и выродков фашистской цивилизации и морали, публичные дома разбегаются, их начинают заменять жены убитых на фронте и голодающие, теперь потеряв источник снабжения. Все это вызвало страх, им нужно было избавиться от рабочих, которых держать в рабочем лагере невыгодно и опасно. Гестапо решило всех наиболее опасных и непригодных для авиационной промышленности и тем более не заслуживающих содержания в лучших условиях отправить в разные концлагеря – Маутхаузен, Дахау, Бухенвальд и другие – партиями в 50-100 человек.

Я с группой в 50 человек наших офицеров попал в Дахау. Со мной были генералы Михайлов, Вишневский, полковники Породенко, Потапов и ряд других.

Михайлов Николай Филиппович (1897–1972 годы) – советский военачальник, генерал-майор танковых войск (с 1941 года). В 1941–1942 годах командир 5-й гвардейской бригады. В мае 1942 года попал в плен. После войны по состоянию здоровья отправлен в отставку.	Вишневский Сергей Владимирович (1893–1967 годы) – советский военачальник, генерал-майор (с 1940 года). В 1941 году – командующий 32-й армией Резервного фронта. Попал в плен в районе Вязьмы. После войны был в советской миссии в Париже, а затем преподавателем военной академии им. Фрунзе.	Потапов Михаил Иванович (1902–1965 годы) – советский военачальник, генерал-полковник (с 1961 года). В 1941 году – командующий 5-й армией РККА. Попал в плен в "Киевском котле". В 1958–1965 годах – первый заместитель командующего Одесским военным округом.

Во Флесенберге остались, или вернее оставлены гестапо были: Фанштейн (КАПО), его холуй полковник Макаренко, кроме того – парикмахер генерал-майор Павлов. Эти люди были не опасны, а даже и полезны, и они спокойно жили до конца войны. Правда, одного из них – Фанштейна – убили наши во время освобождения, а его холуй до сих пор здравствует дома.

Дахау – политический лагерь, за проволокой которого содержалась группа Тельмана и видных революционных деятелей различных стран; атмосфера совершенно другая, чем в Флесенберге.

Сам лагерь расположен совершенно на ровном месте, в 18 километрах от Мюнхена. По своим размерам равняется примерно хорошему по величине районному центру. 75 тысяч заключенных располагались в бараках, которые стройными рядами, с наличием озелененных улиц и переулков, с большой площадью, фабричной кухней, большой баней, обнесенный в несколько рядов колючей проволокой, глубоким  рвом, электрозабором с электропрожекторами, вышками с пулеметами по два на каждой, а вышки чередовались через каждые 100 метров. За проволокой с левой стороны, обнесенное каменным забором высотой до 3 метров, в лесочке стоит мрачное, с закопченной до половины толстой черной трубой здание крематория – гордость немецко-фашистской культуры. И, между прочим, характерно, что если посмотреть с другой стороны, да еще человеку, не знающему назначения этого дома, то всякий скажет, что это здание ничем не выделяется от других, или, во всяком случае, от большинства зданий города, ибо немцы во всей системе строительства и архитектуре имеют правило выдерживать свой стиль звериной берлоги. Вот почему новому наблюдателю очень трудно отличить крематорий или нюренбергскую тюрьму от жилых дворцовых зданий звериных берлог.

Внутри лагеря самым старшим и страшным для нас был лагерст под кличкой "Дядя Володя" (Владимир Марсарян), происхожденец-князь, грузин-белогвардеец, выше среднего роста, черные с проседью волосы на голове, горбатый нос, подтверждающий свое породистое происхождение, с орлиными кровожадными глазами – в общем, тип матерого бандита, имеющего на своей душе не одну тысячу жертв и насилий еще по гражданской войне и попавшего за контрабанду и фальшивые монеты в концлагерь, а с началом войны Гитлера против СССР начал работать переводчиком и предателем в лагере, а затем лагерстом и палачом в лагере. Этот изверг, ибо его нельзя назвать человеком, во всей своей работе во сне и наяву жаждал крови, с остервенением в душе и словами мстил русскому народу и евреям, изливая свою бешеную ненависть на русских людях, попавших под его "покровительство" в лагерь. Он имел в своем распоряжении целый гарем "жен" – мальчиков всех национальностей, сам лично надевал петлю и вздергивал на виселицу осужденных на смерть товарищей.

Принимал активное участие в расстреле 93 наших офицеров (в том числе был знакомый мне полковник еще по 24 стр. (стрелковой. – "ГОРДОН") дивизии в Виннице – тов. Баранов). Эта группа прибыла из какого-то лагеря, будучи уже осуждена на смерть за подпольную работу. И вот приговор приводил в исполнение он, этот бандит и выродок, ставший на службу палачом от гестапо.

"Дядю Володю" знает вся Европа, ибо лагерь Дахау в числе 75 тысяч переменного состава. Были представители всех наций мира, вплоть до англичан и американцев. Итак, все же, несмотря на ужасы, этот лагерь по сравнению с Флесенбергом нам показался курортом. Здесь отсутствие уголовного мира уже облегчало положение заключенных, среди заключенных, независимо от национальностей, была дружественная спайка и взаимная выручка, ибо большая прослойка югославских партизан, примкнувшая к нам, русским, создала большой удельный вес на фоне лагеря по языку и взаимопониманию – идее борьбы с фашизмом. Кроме того, большая прослойка среди заключенных состояла из чехов и французов-коммунистов, которых объединяли товарищи тельмановской группы. А вместе взятые эти две группировки (русских и югославов, чехов и французов) представляли в лагере большинство, а, следовательно, все влияние было на их стороне и нашей.

К началу 1945 года благодаря засилью этих передовых групп нам удалось просунуть во все жизненные поры лагеря своих людей, благодаря чему на базе экономического господства авторитет наших русских и югославов возрос до неузнаваемости. Наших людей можно было в начале 1945 года встретить в госпитале на руководящей работе, на кухне и в команде по развозке пищи, что облегчало положение других товарищей, в складах и банно-прачечном отряде (благодаря им мы избавились от вшей).

Встреча с сыном

Проверка спецслужбой закончилась успешно для генерала, ему вернули звание, а также возобновили на службе. К этой приятной новости добавилась и еще одна. Накануне Нового года он случайно зашел к своему товарищу в Москве и встретил у него своего сына Виталия, о котором не было сведений с 1941 года и который считался без вести пропавшим.

Удивлению генерала не было предела. Он не сразу даже узнал своего сына. Вот как он это описывал: "Я встретил его в квартире моих знакомых в Москве. Молодой человек посмотрел на меня и со слезами на глазах бросился мне на шею. Я ответил ему удивленно: "Подожди, ты не мой сын, я не знаю тебя, ты не похож на Виталия". Он начал меня убеждать, что он приходится мне сыном, однако многое пережил в концлагере и изменился. Дальше я уже ему не возражал, потому что его заплаканное лицо напомнило лицо Виталия, которого я оставил в 15-летнем возрасте в Шепетовке".

Сын также показал генералу материалы своего дела (фильтрационной проверки) на имя Тонконогова Виталия, что дополнительно убедило его. Яков Тонконогов также вспомнил, что в детстве Виталий перенес операцию на зубах и один из зубов у него был выщерблен. Виталий показал ему этот зуб, и сомнений больше не осталось. Отец и сын наконец-то встретились после ужасов войны.

Тонконогов-старший написал письмо своей жене, что их сын нашелся, и вместе с этим письмом отправил Виталия в Киев, где тогда проживала семья генерала. В 1946 году Тонконогов находился на курсах усовершенствования командного состава при Военной академии им. Фрунзе. В это время вместе с ним был и Виталий. Впоследствии они отдыхали вместе на курорте в Сочи, а в 1947 году генерал получил работу заведующего военной кафедрой экономического института в Саратове, куда они переехали вместе со всей семьей.

Жизнь постепенно входила в спокойное русло. Несмотря на то, что к генералу относились с некоторым недоверием из-за того, что он был в плену, а также не восстановили в партии, он все-таки был жив и здоров, а также вместе с семьей.

Одно дело не давало покоя ни Тонконогову, ни его жене – это их сын Виталий. Их постоянно мучили сомнения относительно него. В то же время он очень странно себя вел, часто пропадал из дома на несколько дней, вел разгульный образ жизни и многое не помнил из детства, ссылаясь на контузию во время войны. Однажды вечером в 1947 году генерал решил поставить точку в этом вопросе, он надавил на сына, чтобы тот наконец рассказал, кто он на самом деле.

"Сын" признался. Он оказался другим человеком – Кебой Михаилом Максимовичем, 1924 года рождения, уроженцем села Сосновка Киевской области. Во время войны он вместе с Виталием Тонконоговым вместе служил в 197-м запасном стрелковом полку, где их часто путали из-за определенного сходства. Кеба был свидетелем смерти Виталия в 1942 году.

В этом же году он попал в плен и находился в лагере для военнопленных Шталаг-326, где был завербован к работе в нацистском разведывательном органе "Валли-3" (контрразведывательная деятельность против советской разведки, партизан и подполья). После войны он решил скрыть свою деятельность в пользу немцев и, хорошо зная по рассказам Виталия о его семье, проникнуть в нее под видом "сына". Он сам надломил себе зуб, чтобы иметь доказательства своей "натуральности". Также с мая 1945 года он, имея адреса семьи Тонконоговых, переписывался с матерью и просил ее передать семейные фотографии, чтобы при встрече ориентироваться в ситуации и не растеряться.

Семья была шокирована. С ними полтора года проживал чужой человек, который обманывал их, манипулируя смертью их сына. Однако генерал не растерялся. Он сразу же передал Кебу в руки контрразведки Саратовского гарнизона.

Кеба был арестован 4 июля 1947 года. Помимо прочего, на следствии он рассказал, что после войны был перевербован американской разведкой. Завербовал его бывший шеф из "Валли-3" Петерс (Петерсон), который перешел работать к американцам. Петерсон пригрозил ему, что если он не согласится, то последний выдаст его советской власти и расскажет о службе у нацистов.

Также на допросах Кеба заявил, что получил задание попасть в семью Тонконогова, который, по его мнению, тоже работал на американскую разведку. До конца остается неясным, действительно ли Кеба получал такую задачу или это был его очередной вымысел. Однако эта информация послужит органам основанием для подозрений генерала.

Генерал Тонконогов на следствии заявил, что ни он, ни его семья не знали, что в их семье под видом "сына" проживает чужой человек и что Кеба проник в их семью путем обмана.

Михаил Кеба был осужден решением Особого совещания МГБ СССР 19 июня 1948 за шпионаж, мошенничество и незаконное хранение оружия к отбыванию наказания в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет.

Казалось, что после всех испытаний, выпавших на долю генерала РККА, его ждет заслуженная спокойная старость (Тонконогов вышел на пенсию в 1949 году). Но 22 октября 1947 года Управлением МГБ по Саратовской области на него было заведено оперативно-разыскное дело по подозрению в работе на разведку США.

В ходе разработки Тонконогова были завербованы много его друзей и знакомых, которые постоянно доносили на него. Его письма и письма его семьи перечитывались, телефон прослушивался, квартира была просто напичкана микрофонами и спецтехникой, а каждый выход генерала на улицу сопровождался внешним наблюдением.

Материалы внешнего наблюдения за Тонконоговым. Фото из фондов Отраслевого государственного архива СБУ

Разработка генерала длилась около семи лет. Однако никаких компрометирующих материалов получить не удалось. Кроме информации, что генерал время от времени слушал по радио "Голос Америки", а также в разговорах выступал с критикой некоторых государственных деятелей.

В одном из перехваченных МГБ писем он писал своему товарищу, с которым находился в концлагерях, о несправедливости и беде, которую увидел после войны в родном селе.

"Сердце болит, когда видишь на каждом шагу неорганизованность. Плохую заботу о людях, зазнайство местных руководителей. Обман и частые случаи превышения власти. Присвоение себе коллективной собственности лицами, которые управляют колхозами... Особенно страдают вдовы и инвалиды, то есть люди, которые не в состоянии по целому ряду причин наработать трудодни, как все остальные...

...Я – патриот правды и честности в деловых вопросах, если речь идет о судьбе народа нашего социалистического общества, и если я тебе это пишу, то только потому, что сам видел слезы многодетных вдов и инвалидов – защитников родины, на плечах и спинах которых в глухой местности дармоеды выезжают в короли, подхалимство и торговля совестью на каждом шагу... "

В 1952 году Тонконогов подготовил и передал в издательство Министерства обороны СССР книгу воспоминаний "Два дня Подвысокинской были", где описывал первые дни германо-советской войны и попытки прорыва из окружения своей дивизии в районе населенных пунктов Подвысокое и Первомайск. Однако воспоминания не были опубликованы, в том числе из-за критики генералом действий высшего военного руководства в первые дни войны.

В августе этого же года семья Тонконоговых переехала в Киев. В 1954 году, так и не собрав никаких компрометирующих материалов, оперативно-разыскное дело против него спецслужба закрыла.

Генерал Яков Тонконогов жил с семьей в Киеве до конца своей жизни. Ни он, ни его родственники больше с "сыном" Михаилом Кебой не встречались.

Умер Яков Тонконогов в Киеве 15 мая 1985 года и похоронен на Лукьяновском кладбище.